«Довод» Кристофера Нолана — это и правда фильм, который спасет кинотеатры. Безупречный, эффектный и захватывающий блокбастер, в котором удивительно мало загадок. Кинокритик Esquire Егор Москвитин посмотрел фильм и без спойлеров рассказывает, какой фокус провернул в этот раз режиссер-отличник.Первое, еще не отполированное мыслями и словами впечатление от «Довода»: крутота, красота, пустота. Скорее всего, это досрочно самый зрелищный блокбастер сумбурного 2020 года. Самый изобретательный, техничный, изящный, неутомимый и выносливый. Особенно выносливый: кто еще удержит зрителя в кресле 2,5 часа, а потом соблазнит на второе свидание? Только «Довод», только Нолан. Но повторный поход в этот раз, кажется, будет носить технический характер: еще раз полюбоваться изощренными экшен-сценами, еще раз оказаться в плену у искусного звука, убедиться в безупречной логике фантастического сюжета, собрать рассыпанные по кадру гильзы.Но это будет возвращение не ради истории, а ради аттракциона.Потому что с героями — кроме разве что персонажа Роберта Паттинсона, благородного бандита во времени с грустной усмешкой, — у зрителя в этот раз не возникнет прочной человеческой связи. Среди них нет мужа, до беспамятства ослепленного жаждой отомстить за жену, — как в «Мементо». Или отца и детей, любовь которых не смогли поглотить даже черные дыры из космоса, — как в «Интерстелларе». Или супругов, застрявших на разных этажах сна-небоскреба, словно на разных кругах ада, — как в «Начале». Или мальчишки, посвятившего свою жизнь памяти родителей, — как в трилогии о Темном Рыцаре Готэма. За героев «Довода» болеешь меньше, чем за солиста One Direction на пляже «Дюнкерка».Даже в самых ранних и кособоких фильмах Нолана эмпатии было больше. Взять хотя бы рассеянного и пугливого писателя из «Преследования», который рискнул примерить на себя личность мужчины в полный рост. Или усталого сыщика из снятой по чужому сценарию (в первый и последний раз) «Бессонницы» — старую гончую, которая мечтает закрыть глаза навсегда, но каждую ночь просыпается от кошмаров. Еще в «Престиже» казалось, что увлеченный физикой, архитектурой и фотографией Нолан расточительно относится к свалившимся на него человеческим ресурсам. И Хью Джекман, и Скарлетт Йоханссон для него солдатики, да и только. В «Доводе» людям и вовсе не рады — это кинематографическая утопия, успешно существующая без них.История, если без спойлеров, такая: существует технология, способная инвертировать время. Но инверсия не то же самое, что машина времени. Оказавшись в прошлом, герои будто бы продолжают двигаться по встречной полосе. Корабли для них плывут задом наперед, солнце садится на востоке, а пули, только что терзавшие чью-то плоть, прячутся обратно в дуле пистолета. Технологией, способной обратить время вспять, отчего-то владеет только русский оружейный барон Андрей Сатор (его с чудовищным акцентом играет Кеннет Брана — главный шекспировед в английском кино). И пока он не наделал глупостей, его должны остановить два супершпиона: американец по прозвищу Протагонист (Джон Дэвид Вашингтон из «Черного клановца» и «Футболистов») и британец Нейл (Роберт Паттинсон). Ахиллесова пята русского олигарха — его жена и заложница Кэт (Элизабет Дебики — отличная актриса, стесненная схематичным сюжетом); через нее-то, в худших традициях бондианы, герои и попробуют подобраться к злодею.В своем весеннем открытом письме американским властям, боссам голливудских студий и владельцам театральных сетей Кристофер Нолан говорит о кино как о клее, который не дает миру распасться на части; как о наборе сигналов, напоминающих, что у нас больше общего, чем различий. Теперь уже понятно, что нетерпеливый автор написал не манифест спасения проката, а рецензию на собственный фильм. «Довод» — красочная история о единстве вопреки катастрофе. В фильме, несмотря на зловещий русский акцент, хорошим героям противостоят не народы и не государства, а сама энтропия — стихия хаоса, способная проглотить все, что мы знаем. А полем битвы становится весь мир — Англия и Италия, Норвегия и Эстония, Россия и Украина, Индия и Вьетнам.И съемка на 70-миллиметровую пленочную камеру позволяет швейцарскому оператору Хойте Ван Хойтеме («К звездам», «Дюнкерк», «Интерстеллар») переплюнуть все курортные открытки от Джеймса Бонда — кроме разве что кадров из фильма «007. Спектр», снятого им же. А тех, кто доберется до залов IMAX, оглушит саундтрек от Людвига Йоранссона — обладателя «Оскара» за музыку к «Черной Пантере». Молодой швед в кепке Reebok, может быть, и не Ханс Циммер, но кое-что подслушал у того в «Дюнкерке». Немец Циммер за основу своего саундтрека взял энигма-вариации британского композитора Эдуарда Элгара — повторяющиеся мелодии, каждая из которых прячет в себе конкретный математический код. Музыка Йоранссона, как и герои «Довода», существует одновременно в прошлом и в будущем — и дарит зрителю интереснейший звуковой конфликт в настоящем.В общем, Нолан решительно настроен спасти кинематограф всем миром. Возразите, что он и знать не знал ни про какой коронавирус, когда год назад снимал «Довод»? Но ведь герои фильма могут отправлять самим себе в прошлое инструкции и подсказки. Чем хуже режиссер? Тем более что в двух первых полнометражных работах Нолана — «Преследовании» и «Мементо» — необъяснимым образом обнаружены знаки Бэтмена. В одной картине летучая мышь украшает дверь квартиры главного героя. В другом — витрину, мимо которой проносится его машина. Так что Нолану из будущего не впервой общаться с Ноланом из прошлого.А еще впервые за одиннадцать фильмов главным героем у режиссера оказывается афроамериканец. А героиня наконец-то своевольно отклоняется от траектории движения, предписанной всем «женщинам в беде». Берет да и ослушивается приказа, данного мужчинами, у которых всегда все под контролем.Нолан и сам, судя по всему, из таких мужчин. Он никогда не превышает бюджетные сметы и не выходит из графика съемок. Даже в Калифорнии его невозможно увидеть без блейзера, в каждом кармане которого, по словам режиссера, лежат нужные в хозяйстве вещи (интересно, знаком ли он с Вассерманом?). Один из таких предметов — старые механические часы — вдохновил Ханса Циммера на заглавную тему к «Дюнкерку». Кстати, на съемках того фильма Нолан прилежно сверялся с графиком приливов и отливов, хотя в самой картине стихии только и делают, что бунтуют против человека. А еще Нолан помешан на поэзии и науке — и тащит их в свои ленты в виде витиеватых, но безбожно красивых диалогов и фантастических, но таких безупречных теорий. За достоверность «Интерстеллара» поручился астрофизик Кип Торн. Однажды какой-нибудь новый Эйнштейн из будущего прилетит в настоящее и оставит на «Кинопоиске» комментарий, что и «Довод» педантичен и точен в своих прогнозах. Иными словами, этот фильм безупречен. Красив и сложен, как академическое искусство. Его режиссер знает, какой пульс у нас должен быть в каждой сцене и как этого добиться. На этом фильме не соскучишься. На него пойдешь дважды. Он в полной мере оправдывает все риски, связанные с посещением кино в эти дни.Но тем страннее, что за этим сверхчеловеческим усилием не видна человеческая история. В любовной линии нет искры, в злодейской исповеди — тени раскаяния, в сюжете о мужском братстве — прощального рукопожатия (вот что с нами сделал карантин), а в трагедии жертвующей собой ради ребенка матери самому ребенку не дают сказать и слова. Кристофера Нолана никогда не портили отсутствие юмора (в «Доводе» даже слишком много попыток шутить) и каменная серьезность, потому что с пафосом его предыдущих фильмов было невозможно спорить. «Дюнкерк» был за мир, «Интерстеллар» — за стремление к совершенству, «Начало» — за всепрощающую любовь, «Бэтмен» — за папу и маму.«Довод», кажется, за экологию. Если это так, то по-настоящему сострадать его идеям и идеалам способно разве что поколение Греты Тунберг. Всем остальным не хватит простых, но понятных страстей. Но Нолан, наверное, и не виноват, что улетел в будущее, не дожидаясь нас.
понятное дело,что Нолан этого персонажа создал,но тем не менее из песни слов не выкинешь- наш умудрился передать эту связь )
Потому что с героями — кроме разве что персонажа Роберта Паттинсона, благородного бандита во времени с грустной усмешкой, — у зрителя в этот раз не возникнет прочной человеческой связи.