Путешественница, гл. 3
Я не видела Фрэнка обнаженным с тех пор, как вернулась, он всегда одевался в ванной или в кабинете. И он не пытался поцеловать меня до сегодняшнего робкого касания губами (Клер кормит ребенка). Еще во время беременности акушерка предупредила о высокой степени риска в случае возможной близости, поэтому вопрос о том, чтобы Фрэнк делил со мной постель, отпал сам собой. Да и я к этому не была расположена.
Мне следовало бы предвидеть, что рано или поздно ситуация изменится. Но сперва я была слишком поглощена горем. Потом меня охватила апатия по отношению ко всему, кроме собственного растущего живота и предстоящего материнства. Ну а после рождения Брианны я жила от одного кормления до другого, поскольку те мгновения, когда ко мне прижималось ее крохотное тельце, даровали покой и счастье краткосрочного забвения.
И
Дыхание снега и пепла, гл. 35
Но я была не в настроении уважать, чьи-либо барьеры и залилась слезами в полнейшем отчаянии, когда жизнерадостный акушер проинформировал меня, что моя шейка матки не раскрыта вообще, и «это может продлиться несколько дней – возможно, еще неделю».
Пытаясь меня успокоить, Фрэнк прибегнул к растиранию моих ног. Затем моей спины, моей шеи, моих плеч – всего, до чего я позволяла дотрагиваться. И постепенно, я исчерпала себя и лежала смирно, позволяя ему касаться меня. И... и мы оба были в ужасе, и жутко нуждались в утешении, и ни у
кого из нас не было слов, способных его подарить.
И он занялся любовью со мной, медленно и нежно, и мы заснули в руках друг друга – и
проснулись в состоянии паники несколько часов спустя, когда мои воды отошли.