– Ну что, – в конце концов сказал заведующий, изучив результаты. – Всё вроде бы в норме, аномальных явлений никаких, а общее состояние тяжелое. Тремор, аритимия, головная боль, угнетенное состояние. Скорее всего мы имеем дело с необычно сильным неврозом. Нужно приглашать Тихвинского.
Назавтра больного обследовал профессор Тихвинский, главный авторитет в области нервных заболеваний нетипичного рисунка.
Роберт, вялый после снотворного и очень слабый, рассказал про вчерашнее. Разумеется, кроме подслушанного мысленного пожелания счастливого пути. Профессор слушал чрезвычайно внимательно, а историю о том, как цветочница вдруг превратилась в королеву красоты, попросил изложить еще раз, с максимальными подробностями. Особенно его заинтересовали глаза, похожие на солнечные лучики в синей воде.
– Лучики, значит, так-так, – покивал Тихвинский. – Тогда понятно.
– Что понятно?
– Вас, молодой человек, выражаясь по-старинному, сглазили, – преспокойно объяснил профессор, строча в медицинской карте.
– Чего-чего?! – неинтеллигентно переспросил Дарновский и попытался заглянуть врачу в глаза (раньше как-то не до того было – очень уж паршиво себя чувствовал).
«Любопытненько, любопытненько, м-м-м, просто классика, а я еще в семьдесят четвертом, ничего, дайте срок, и до нобелевочки докатит, растет матерьяльчик, растет», – мурлыкал сытенький, уютненький голос.
Слушать профессора оказалось интереснее, чем подслушивать – такие невероятные вещи он рассказывал.
– Так называемый «сглаз», он же «черный глаз» не суеверие и не фольклорные выдумки. По-научному это называется «визуальное зомбирование» – воздействие на психоэмоциональное состояние другого человека при помощи взгляда. Всякие Кашпировские и Чумаки, которых нынче только ленивый не обзывает шарлатанами, на самом деле не просто шоумены, а люди, излучающие визуальную энергию особо концентрированной интенсивности. Первую статью об этом малоизученном наукой феномене я опубликовал еще в семьдесят четвертом году. – Видно было, что профессор сел на любимого конька, у него и у самого из глаз прямо засочилась «визуальная энергия». – Особенно часто способности этого рода встречаются у субъектов с аномальным складом личности и у людей с психическими патологиями. К последней категории несомненно относится и ваша цветочница. Она наверняка считает себя невозможной красавицей, рядом с которой все прочие женщины – серые воробьишки. Пока вы не встретились с ней взглядом, вы видели ее такой, какова она на самом деле. Но стоило ей вступить с вами в визуальный контакт, и ее убежденность моментально вам передалась. Такого рода воздействие – шок для психики. Ваш мозг пытается прийти в себя, исторгнуть навязанную извне идеограмму. Отсюда и скверное физическое самочувствие.
– Но… Но она действительно невероятно красива, – пролепетал Дарновский. – Если бы вы ее видели!
– Ну, а это мы проверим. Давайте-ка попробуем нарисовать портрет вашей Ундины. Форма головы?
Он взял бумагу, карандаш с ластиком и очень искусно, следуя указаниям Роберта, набросал женское лицо. Если какая-то деталь получалась непохоже, уточнял, стирал резинкой, подправлял. Через десять минут с листка на Дарновского смотрела Анна, как будто зарисованная с натуры.
– Нуте-с, давайте разберемся. – Тихвинский наклонил голову, разглядывая портрет. Поморщился. – Лицо диспропорционально вытянутое, треугольное. Рот почти безгубый, чуть не до ушей. Нос лучше было бы изобразить в профиль, вы тогда увидели бы, что он недалеко ушел от буратининого. Помилуйте, молодой человек, вы «Незнакомку» Крамского помните? «Венеру» Боттичелли? Ренуаровских женщин? Да она жуткая дурнушка, ваша фам-фаталь.
Роберт теперь и сам это видел. У него будто пелена с глаз упала, даже в жар бросило от стыда.
Хваленого умника, хозяина своей судьбы сглазила деревенская идиотка!
– Знаете, вы только жене моей не рассказывайте, – попросил он, опустив голову. – И тестю. Ну там, нервный срыв, переутомление. Только без подробностей, ладно?
– Не нужно учить меня врачебной этике. – Профессор приосанился. «Отличный казус, отличный, в самый раз для доклада в Ларнаке, 27-летний пациент Д., м-м-м, легко внушаемого типа, м-м-м…». – Ну как, мы чувствуем себя получше?
Роберт прислушался к себе и вдруг понял, что он совсем здоров. Ни головной боли, ни ёканья в сердце. Тихвинский снял с него сглаз. Вот это врач!
– Да, я в порядке.
....
В общем, можно было с чистой совестью двигать восвояси, но Роберт медлил. Очень хотелось, чтоб она повернулась. Еще разок посмотреть на ее лицо, убедиться, что зомбирование, оно же сглаз, больше не действует.
Фигурка-то точно не фонтан. Локти острые, позвонки на шее торчат. Присела на корточки – обнажились ноги, слишком тонкие, и коленки костлявые.
Но тут девушка обернулась, провожая взглядом порхавшую над дорожкой бабочку – и Дарновский вцепился обеими руками в решетку.
Как он мог поверить идиоту профессору? Как мог забыть этот контур скулы, неповторимый разрез глаз, нежный рисунок рта?
А про зомбирование – чушь, бред. Ведь она на него даже не глядела, вообще не видела.
Когда девушка снова повернулась к цветам, Роберт чуть застонал, как от боли – не насмотрелся.
Прижался горящим лбом к железному пруту.