Узнаете рубашку робстен -
Такие существа не подотчетны; они появляются, как судьба,
беспричинно, безрассудно, бесцеремонно, безоговорочно,
они есть, как есть молния, слишком ужасные, слишком внезапные,
слишком убедительные, слишком «иные»,
чтобы можно было их даже ненавидеть.© Фридрих Ницше
Исполнение Марлоном Брандо роли Ковальского Казан считал идеальным воплощением методов Нью-Йоркской актерской студии. Актер, согласно принципам Казана и Ли Страсберга, должен проходить по выученному рисунку роли не рационально, не пластически, но инстинктивно, словно ведомый звериной интуицией. «Когда его Ковальский подходит к Бланш, никто не в состоянии предсказать, что герой сделает в следующее мгновение: ударит ее или поцелует», — с восторгом говорил Казан.
Я брала интервью у глухих актеров и я спросила их, кто их любимый актер. И они сказали что это Марлон Брандо. И когда я спросила почему, они ответили "Даже не слыша его, мы понимаем что он имеет в виду". Другими словами, его эмоции говорят сами за себя.
— Патрисия Босуорт
После того, как «Трамвай «Желание» в постановке Казана обрел шумный успех на сценических подмостках, режиссер перенес пьесу на киноэкран. Игра Брандо от этого лишь выиграла. Экран вообще благоволит к «звериной органике» актеров. Недаром же сам термин «актерской киногении» был некогда введен французскими кинотеоретиками для описания неожиданно сильного эстетического эффекта от кошачьей пластики Сессю Хаякавы. Мощный и гибкий, бесстыдный и отчаянный, 27-летний Брандо с оскорбительной легкостью переиграл Вивьен Ли, продемонстрировавшую весь блеск своей филигранной актерской техники. И, как это нередко бывает, первый триумф чуть не сделал вчерашнего дебютанта своим рабом.
Говорят, до самой своей смерти Марлон Брандо ненавидел Стэнли Ковальского. Точнее было бы сказать, что он его презирал.
Американское кино 1950-х годов предъявило своим зрителям новую культовую фигуру — молодого бунтовщика без причины. В отличие от своих европейских собратьев — Збышека Цыбульского, скрывавшего ярость и отчаяние за темными очками, и грациозного романтика Жерара Филипа — американские бунтовщики были истеричны, неуравновешенны и готовы в любую секунду пойти вразнос.
Поначалу Марлона Брандо пытались вписать, и небезуспешно, в эту же плеяду: рядом с Джеймсом Дином и Монтгомери Клифтом. Все трое были пухлогубы, инфантильны, обаятельны и почитались американскими школьницами за «душек». Были и различия: утонченный Клифт выступал от лица интеллигенции, Джеймс Дин идеально встраивался в фермерский пейзаж; Брандо же, самый энергичный и мужественный из троих, был представителем рабочего класса, пролетарием из городских трущоб.
Роль, предписанную эпохой, молодой Брандо исполнял честно: носил потные майки, играл мускулами, гонял на мотоцикле, резался после работы в бильярд, ввязывался в профсоюзные разборки, ходил с разбитой губой и грубил расфуфыренным куколкам, дабы скрыть свои нехитрые сердечные муки. Да и сама формула «бунта без причины» превосходно сочеталась с актерской манерой Брандо: причины его жестов и мимики были по-прежнему скрыты от зрителей в недрах инстинкта, предугадать всплеск той или иной эмоции было по-прежнему невозможно, а звериный, «стопроцентный» масштаб этой эмоции придавал происходящему общесоциальный, едва ли не символический статус. Один раз Казан, пожелавший разнообразить репертуар любимого актера, дал ему роль Эмилиано Сапаты: надел на него сомбреро, наклеил усы, окружил агавами и заставил поднять крестьянское восстание. Умозрительный расчет режиссера был отчасти верен — на сей раз инстинкт Брандо должен был персонифицировать бунтующее коллективное бессознательное угнетенного народа. Но был и просчет: едва лишь бунту были даны понятные причины, игра Брандо внезапно перестала будоражить непредсказуемостью и утратила вкус. Хотя не потеряла ни в энергии, ни в технической точности, принесла актеру каннскую ветвь, вторую оскаровскую номинацию подряд и окончательно закрепила за ним звездный статус.
Согласно неписаным голливудским законам, звездный статус — пусть даже он получен в «серьезном кино» — положено отрабатывать на коммерческом поле. Не минула чаша сия и Марлона Брандо: в Голливуде быстро смекнули, какие кассовые сборы сулит им точеный точеный профиль новой звезды.
В костюмной мелодраме «Дезире» — Наполеона, а в изящном мюзикле «Парни и куколки» его игрок и ловелас Скай Мастерсон даже пел и танцевал, пытаясь обольстить сотрудницу Армии Спасения. Но странное дело — барственные замашки этих аристократов были не менее убедительны, чем необузданный пролетарский гнев Ковальского или Сапаты. Оказалось, что пресловутая непредсказуемость манеры Брандо, которая была выпестована Казаном и в его фильмах свидетельствовала о темных хаотичных инстинктах низшего сословия, ничуть не менее пригодна для представителей высшего сословия — с их изощренной, недоступной простым смертным логикой сознания и поведения. «Поцеловать или ударить»: для смутного и грубого сознания плебея это неразличимость любви и насилия, для изысканного сознания аристократа — привычка играть чужими судьбами и наслаждение собственной непроницаемостью.
К концу 1950-х гг. в фильмографии Брандо аристократы почти вытеснили плебеев. Злые языки говорили, что актер «изменил идеалам юности», «ушел в коммерцию», что у него развилась звездная болезнь и непомерная мания величия. Насчет последнего, пожалуй, верно: мания величия у него была, и нешуточная.
Ну а как, по-вашему, должен смотреть на окружающий мир человек с таким лицом?))
Он ссорился со всеми: партнерами, режиссерами, продюсерами, не говоря уже о журналистах. Сидни Люмет вспоминал, что в ту пору у Брандо была привычка: начиная работать с новым режиссером, он делал два одинаковых дубля. В одном выкладывался «по полной», другой «гнал на технике». И смотрел, какой дубль выберет режиссер. Если тот выбирал второй, то Брандо превращал его жизнь в ад. А это он умел не хуже, чем играть. Менее чем за десятилетие очаровательно своевольный талантливый юноша превратился в невыносимо капризного гения.
Эпоха ничего уже не требовала от Брандо. А если и требовала, то безуспешно: теперь он не прислушивался ни к чьим требованиям. И не представительствовал ни от чьего лица, кроме своего собственного. В 1950-е Брандо был символом, за которым вставала вереница конкретных смыслов, лиц и идей; в 1960-е он превращается в миф, совершенный и самодостаточный, оторванный от любых реалий. Марлон Брандо словно изъял сам себя из всех контекстов: исторического, социального, киноэстетического. Что за дело гению до того, какое нынче столетие за окном? Отныне он шел своим, одному ему понятным путем.
Ну и несколько цитат Брандо))
-Наибольшая моя проблема в том, что я не способен глубоко любить. Поэтому в отношениях с женщинами я всегда использую длинный бамбуковый шест с кожаной петлей на конце. Я набрасываю эту петлю на шею так, чтобы они не могли уйти или подойти слишком близко. Это похоже на ловлю змей.
-Если бы мне предложили подметать пол в студии за такие же деньги, как за исполнение роли, – я бы подметал пол.
-Не ищите связи между размером ваших гонораров и силой вашего таланта.
-Если что и вредно для желудка, так это смотреть, как актеры на телеэкране рассказывают о своей личной жизни.
-У меня есть шрам тут, шрам там, шрам на коленке и несколько шрамов на душе.
-Лишь тот, кто идет своей дорогой, никогда и никем не будет обогнан.
сплетник
сегодня увидела. говорила, что всё везде работает отлично и сглазила( с хрома на телефоне и компе сайт пока что работает исправно. но у меня уже начинается паника... нужно что-то делать и спасать сайт...
Боюсь дышать и спугнуть,но при втором заходе появилась сетка сайта!!!Спасибо на всякий случай и тьфу тьфу тьфку,Штоб не пропало 
можетчеловек уморился фильм делать(и актёром и режиссёром эт вам не хухры мухры 
.
),ну вот и Франко мне предоставил её,и ФСЁ,,,, 
